Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма - Страница 179

179

— Тебе нехорошо?

— Это все из-за тряски, — отвечает женщина и тут же мужественно добавляет: — Но это пройдет!

Экспресс выезжает из леса на открытое место, и лучи солнца падают на побледневшее лицо женщины. Они сидят друг против друга, женщина сложила руки на коленях и слабо улыбается. В садике возле дома обходчика розоватым цветом цветет молодая яблоня.

Табор — Бенешов — Прага!

Половодье пассажиров выплеснуло их из гулкого вокзала прямо на улицу. Их встретил город, солнце и цветы в сквере напротив. Они стояли рядом, ослепленные сиянием, растерянно жмуря глаза.

— Куда теперь?

Брих взял Ирену под руку — и они двинулись пешком.

Вот они медленно идут по бетонным дорожкам Ригровых садов, взявшись за руки, — двое брошенных детей… О чем, собственно, говорить? Брих поглядывает сбоку на Ирену и улыбается, видя, как устало бредет она, погруженная в мысли, от которых так быстро меняется выражение ее лица. Брих остановился около цветущей сирени, чтобы дать отдохнуть своей спутнице. Наклонил ветку, прильнул обветренным лицом к сиреневой кисти. У их ног шумел город, живой, залитый солнцем, он мерно дышал в тени своих холмов и Петршинской горы. Брих скользнул взглядом по блестящим крышам, по ощетинившимся шпилям башен и перевел глаза на молчащую женщину.

Потянул ее за руку, побуждая продолжать путь.

Вот и знакомая галерея с расшатанными половицами, в углу капает из крана вода. Из открытых окон несутся запахи воскресного обеда; откуда-то с противоположной стороны прилетел разноцветный детский мяч, зазвенел озорной смех. Брих ловко поймал мяч и, размахнувшись, бросил обратно. Из окна управдомши пренебрежительным взглядом окинула их откормленная ангорская кошка, сохраняя ленивую неподвижность мохнатой игрушки.

Брих взломал жестяной почтовый ящик, на дне его нашел ключ от комнаты и первым вошел в затхлую прохладу своего жилища. Подождал, пока Ирена перешагнет порог, и закрыл дверь. Так! Стремительно подошел к окну, рывком распахнул его — в комнату ворвался свежий воздух.

Комната имела нежилой, разграбленный вид. На потертом ковре валялись старые газеты, журналы, которые Брих выгреб из книжного шкафа, когда уносил книги к букинисту. Старые номера «Днешека» и «Свободных новин», театральные программы, рукописи и англо-чешский экономический словарь. Словарь он поднял, сдул с него тоненький слой пыли. Раскрытый шкаф, оставшийся после покойницы мамы, — все вещи, кроме нескольких изношенных тряпок, переселились оттуда в ломбард, — патефон без пластинок, на тахте беспорядочно разбросанная постель и смятая пижама, пепельница, переполненная окурками…

На краю стола Брих нашел свое идиотское завещание, разорвал его с чувством стыда, обрывки запихал в холодную печь.

С чего, собственно, начинать? Придется во всем начинать сызнова! Обновить все! От одежды и разоренной комнаты до мировоззрения, и это уж — на всю жизнь. Ничего! Тем лучше! Долой старый хлам! Бывший бережливый студент Брих почувствовал чуть ли не облегчение.

Только теперь он обернулся к безмолвной Ирене.

Она стояла посреди разгрома, озираясь с таким видом, будто пришла сюда впервые. Чужая!.. Она выглядела усталой, растрепанные волосы свешивались на лоб, в блуждающих глазах — след недобрых дней. Потом она знакомым движением откинула со лба прядку светлых волос. Что ей здесь, собственно, надо? Сама ведь ушла отсюда… Как это было давно! О, эти милые мелочи — ямка на тахте, крошечное пятнышко на стене, оно похоже на головку кролика, правда?.. У расшатанного стула, купленного у старьевщика, отваливается ножка. И ходит ли еще по гребню противоположной крыши черный акробат-трубочист с гирей и метлой, перебираясь от трубы к трубе по узенькому карнизу?

Взгляд ее остановился на черном пианино с запыленной крышкой. Подошла неуверенным шагом, как бы помимо своей воли, открыла, положила на клавиши тонкие пальцы. В пустой комнате зазвучал режущий ухо фальшивый аккорд. Брр! Расстроено, ей стало неприятно. Испугавшись своего недовольства, обернулась, поймала улыбку Бриха.

Он подошел, молча расстегнул ее забрызганную грязью куртку, помог снять. Ирена не сопротивлялась, даже когда Брих мягко обхватил ее сзади за опущенные плечи и усадил в старое кресло.

И стало ей очень хорошо. Она все поняла и поверила, когда Брих наклонился к ней и после долгого молчания шепнул на ухо:

— Отдохни, Ирена! Ты — дома…

На третий день утром он проводил ее на вокзал и подождал на перроне, пока поезд не тронулся.

После этого двинулся знакомым, исхоженным путем в железобетонное здание компании. Когда он, в единственном оставшемся у него костюме, появился в дверях своего отдела и решительно ступил внутрь, его засыпали удивленными вопросами. Он принял их со спокойной улыбкой.

— Глядите-ка, Брих вернулся!

— Как же так? Не ждали мы вас уже сегодня!

А рассудительный Главач сказал:

— Вы правы, коллега! Погода сумасшедшая, как влюбленная девчонка. Потерпите лучше до лета!

Брих скромно уселся за свой стол и тотчас заметил, что место напротив пусто. Только на стекле стола валялся обгрызенный мундштук вишневого дерева и черный очешник. Ландова тихонько объяснила, что Бартош побежал на какое-то совещание. Брих кивнул.

Он принялся за работу. Несколько позже, подняв голову, увидел за стеклами «аквариума» изумленное длинное лицо с величественной сединой на висках и усмехнулся про себя. Пусть смотрит!

Вскоре стеклянная дверь отворилась, и Мизина позвал к себе племянника. Дядя сел на свое место и принял позу начальника: вытянув правую руку на столе, откинулся на спинку кресла, на столе было разложено «Руде право», на праздничном костюме цвета спелых слив поблескивал партийный значок.

179