Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма - Страница 178

178

— Это моя вина, Франтишек… теперь я знаю. Вашек меня предупреждал, хотел мне помочь… Мне страшно, как подумаю, что еще позавчера я была… среди этих…

Сжимая кулаки, Брих молчал; знал — сейчас ей нужно выговориться, и он терпеливо ждал, когда пройдет первый прилив отчаяния; но тут он, упрямо качнув головой, перебил Ирену:

— Нет, это не твоя вина! Я ведь тоже не умел найти слова… Ты тогда правильно сказала: я был нем. Но теперь надо смотреть вперед!

За окнами прогрохотал товарный поезд, пыхтящий паровоз, отфыркиваясь, выбросил в темноту горсть искр — и снова стало тихо, только ленивые взмахи маятника отсчитывали время. Брих обнял Ирену, терпеливо ожидая, когда она успокоится.

Она уперлась локтями в колени, недвижно глядя вперед.

— Я бросила мужа… — сказала она в этой тишине.

Он все еще молчал — мысли постепенно приходили в порядок, заострялись, приобретали четкие очертания. И когда он заговорил, Ирена удивленно подняла голову и пристально стала смотреть ему в лицо. Он говорил спокойно, но решительно и твердо:

— Ты поступила правильно, Ирена! Ты чувствовала то, чего я не умел выразить словами…

Он нашел ее холодную руку, пожал.

— Что будет дальше? — спросила она немного погодя, как бы обращаясь к самой себе.

— Не бойся… Мы вернемся! Вернемся! Наверное, всего этого могло и не быть, если бы я опомнился раньше… если бы у меня не был зажат рот. Мы вернемся вместе и вместе начнем… Ведь ты же знаешь, я никогда не переставал любить тебя… но даже и об этом не умел сказать!

Он замолчал, когда она положила ему на губы свою ладонь, — понял. Она сидела, сжавшись комочком, и слезы все еще текли по ее лицу.

— Я теперь ничья… убежала от него… Он наводил на меня ужас… и все эти люди… Разве это — люди?!

Ирена положила голову ему на плечо, шептала бессвязные фразы, и глаза ее расширялись от страха, когда перед ее мысленным взором возникало пережитое.

— Боюсь, как бы он тоже не вернулся… Он способен на все… Мне хочется уехать отсюда, Франтишек… Домой!

Он легонько тряхнул ее за плечо — ему показалось, что лихорадка снова застилает ее сознание.

— Он найдет нас тут, — шептала она, — он хитрый… Я раньше его не знала, он умел притворяться… связать меня… Я думала, он меня любит… а он не любит! Не умеет… и не может! Только себя! Около него я всегда была маленькой серенькой мышкой — он подавлял меня, даже когда я сопротивлялась изо всех сил… А ты… Когда я увидела тебя там, в хижине, тогда я поняла, что должна… должна вернуться… Я ведь хочу жить!

Глубоко потрясенный, он начал понимать, какую отчаянную борьбу выдержала эта хрупкая женщина; ему казалось, он просыпается, рвется жесткая оболочка, в которой долгие месяцы дремало его сердце. Он снова нашел ее — мужественную, сильную Ирену. А она все еще нервно вздрагивала от перенесенного ужаса, и душу его переполняла растроганная гордость. Ничего больше не говоря, он погладил ее по голове, встал.

Она откинулась на жесткую спинку скамьи, закрыла глаза, тихо уснула.

Брих на цыпочках вышел на перрон. Голова разламывалась от усталости, глаза жгло, но он дышал глубоко, вбирая в легкие воздух. Песок поскрипывал под ногами. Он поднял воротник, прислонился к стене. Ветер! Ветер метался по долине, срывал все, что слабо держалось, втягивал в свою пляску, яростно выл в проводах, дергал дребезжащую жестяную вывеску, пробирал до костей. Красный фонарь на стрелке, цементные столбики у дороги — все словно качалось, плыло по ревущей реке ночи.

Дуй, ветер, дуй! Брих подставил ему лицо. Лампочка вспыхнула у него над головой, борясь с темнотой. Брих дотронулся до нагрудного кармана. Здесь! Он вытащил бумажник, нашел среди документов сложенный клочок, о котором слишком много думал в последние дни. В слабом желтом свете прочитал эти наспех нацарапанные слова. «Ничего особенного, — вспомнился голос, — это только адрес лондонской квартиры, я ничем не рискую. Мое имя — Оскар… Я убежден, вы найдете верный путь!..» Да, подумал Брих, в эту ветреную ночь я его нашел! Разорвал бумажку на мелкие клочки, подошел к самым рельсам и бросил обрывки навстречу воздушному потоку. Они затрепетали над головой — и тьма поглотила их.

Человек взглянул на небо, сунул руки в карманы. Ветер поднялся к низким тучам, оттеснил их на восток. Из черной тьмы донеслось двойное тиканье — стеклянная дверь дежурки отворилась, выпустила стройную тень. Дежурный застегнул тесный мундир, обратился к одинокому путнику:

— Приготовьтесь! Поезд подойдет с минуты на минуту.

8

Утренний экспресс размеренно, усыпляюще постукивал на стыках путей, тянул за собой хвост дыма. За окнами волнами вставали зеленые холмы. Поезд прошел через сосновый лес, металлическим громом прогремел по стрелкам перед вокзалом.

Земля возвращалась — мирная, прекрасная, озаренная майским солнцем… Потом пошли буковый лес, река, белое шоссе; взрыхленная пашня лелеяла солнечные лучи в любовном объятии. Поля — коричневые, зеленые, золотые.

Старушка, согнувшаяся под тяжестью корзины, жует сморщенным ртом, напротив нее — загорелый старикан с трубочкой, зажатой между двумя оставшимися зубами, крутит от безделья пальцами да кивает коротко остриженной головой, поддакивая разговорчивой старушке. После двух затяжек сообщает: едет он к замужней дочери. У него под рукой в маленькой корзиночке под платком попискивают пухлые пасхальные цыплята.

У окна друг против друга сидят двое измученных туристов — мужчина и женщина; не отрываясь, глядят в окно. Когда густой лес закрывает обзор, мужчина обращается к женщине с тихим вопросом:

178