Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма - Страница 143

143

Как здесь неуютно! Борис окинул взглядом голые стены неубранной комнаты, и гнев, и жалость сдавили горло: так унизить его родителей! Он встал, выглянул в окно через тюлевую занавеску. Одинокий фонарь на пустынной улочке изнемогал в борьбе с дождливым мраком. Недобрая печаль падала на камни вместе с каплями дождя, и в сердце закрадывалась гнетущая тоска. Как быть дальше?

Нет, он не смеет отступиться!

Борис чуть не вздрогнул в испуге: мимо окна мелькнула тень человека… Это он! С первого взгляда Борис узнал коренастую, плотную фигуру в дождевике, перехваченном поясом, в плоской кепке на светловолосой голове. От такого невероятного совпадения сильно заколотилось сердце.

Это было как приказ.

Куда он идет? Скорей за ним! Борис на бегу натянул плащ, даже не объяснив удивленной матери свой внезапный уход. Вернулся он скоро, весь промокший, но с горячечным блеском в глазах. Решено! Под холодным дождем Борис до подробностей продумал, как действовать дальше. Теперь — спокойно! Забыть об этом! Подавить дрожь в теле! Еще в полумраке прихожей он нащупал в кармане холодный металл револьвера. Нет! Слишком громко, это опасно. Что-нибудь еще… Прокрался в темную кухню, там на полу еще были свалены ящики с посудой и приборами. В одном из них Борис отыскал длинный острый нож, подивился даже, откуда в обыкновенной кухне может оказаться такое опасное оружие. Попробовал лезвие.

Остаток вечера Борис был очень нежен и внимателен к родителям. Выпил с отцом несколько стопочек хорошего джина, попытался развеселить мать, рассказал смешной случай из студенческой жизни, но обмануть ее не смог. Сердцем своим она почуяла его возбуждение, но никакими, даже самыми осторожными вопросами так и не сумела ничего выведать. Пыталась даже улыбаться. Ах, Бориска! Ей представлялся тот пухленький малыш, что ковылял, держась за ее юбки, и жалобно хныкал; и теперь она рассказывала сыну о его небольших прегрешениях, всем своим существом погрузясь в прошлое, — печальная, так жестоко обманутая жизнью женщина.

Борис был тронут. Бедные мои родители, думал он, как это грустно — а что поделаешь? Отомстить за них? Да, и я совершу это сегодня же. Сделаю! Сам за них отомщу! И если мамины драгоценности возьму не я, то их наверняка украдет Камил, эта бессердечная пиявка! А когда вернусь — стократно, тысячекратно возмещу им все! Ну, теперь пора: девять часов.

Борис встал, обхватил голову матери, поцеловал ее в волосы.

— Обещай мне, Лиза, — зашептал он, — обещай, что никогда не будешь держать на меня зла! Понимаешь — никогда! Что бы ни случилось, и всегда…

— Но, маленький мой, с чего бы мне… Что с тобой происходит? Я тебя не понимаю…

— …и всегда будешь верить, что я люблю тебя, как никого в целом мире!

Объясняя, что сегодня же ночью он должен уехать, Борис не мог справиться с волнением. Под ее грустным взором слабело возбужденное желание действовать, решимость таяла. Нет, нельзя поддаваться! Мать выпросила у него обещание, что он скоро вернется — ее гордый орел, ее душенька…

А теперь — скорее действовать! Это оказалось легким до смешного. Отец дремал после джина над своими ружьями, Борис незаметно выскользнул в соседнюю комнату. Ага, вот и мамин комод. Заработали пальцы, замок раскрылся бесшумно. Борис нашарил металлическую шкатулку, вскрыл ее ножом, как сказочную раковину-жемчужницу. Памятные мелочи, не имеющие ценности, отложил в сторону, запретив себе смеяться над ними. Бальная книжечка с записью о котильоне, черная коса, связка писем на русском языке. Какой-то камешек. Веер, подаренный поручиком, упал на пол — а, черт! Из соседней комнаты тотчас послышался голос матери:

— Боренька! Где ты там?

Так она звала его, когда он был маленьким и иногда, упрямясь, прятался под лестницей. Этот возглас заставил его прервать лихорадочные действия.

— Сейчас, сейчас приду! — откликнулся он, и голос его сорвался.

Тяжелое ожерелье с бриллиантами, платиновая табакерка, три нитки натурального жемчуга, несколько брошей — все перешло в его кожаный портфель. Задерживая дыхание, он перебирал пальцами сверкающее богатство, нащупал — ага, вот! — серьги матери, ее любимые памятные вещицы… Поколебавшись, бросил и их в ненасытное чрево портфеля, но тотчас вынул, положил на место. Нет, это не возьму, подумал с отвращением к самому себе, вздохнул. Так — готово! Вынес портфель в прихожую и вернулся к Елизавете Филипповне. Нет, это не кража, я ведь взял свое! Все равно досталось бы по наследству, а мне эти ценности нужны сейчас! Так успокаивал он свою совесть.

— Ну, душенька, пока! — Он поспешно поцеловал плачущую мать, взял со стола недопитую бутылку — пригодится! — и выбежал в ночь.

Уходил он тем же путем, каким и пришел: через забор, по каменистой тропке вдоль реки. Сам себе казался героем приключенческого фильма. На мосту бушевал ветер, хлестал дождь. Навстречу шла легковая машина — Борис зажмурился, ослепленный фарами, и чертыхнулся, когда его обдало брызгами грязи. Спрятал портфель под сиденьем своего «оппеля», предусмотрительно оставленного у кладбищенской стены за чертой городка. Откупорил бутылку, залпом опорожнил ее. Вместе с теплом от джина по телу разлилась новая волна отваги и решимости.

Не садясь в машину, захлопнул дверцу и выбросил бутылку подальше. Услышал, как она плюхнулась в размокшую пашню.

Теперь — вперед!

В городке ничто ему не грозило. Шлепая по лужам, он добрался до нужного места и спрятался от дождя в проеме ворот, ведших в сад священника. Здесь — черта города, только подальше по размытой дороге мерцало в сырой тьме несколько огоньков в домах рабочего поселка. А кроме них — поля, сады, река. По этой дороге должен возвращаться Страка, рассудил Борис. Как дойдет до того вон дерева, я оттолкнусь ногой от ворот и…

143