Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма - Страница 165

165

Борис взялся дежурить первым; остальные стали устраиваться на отдых.

— Не трудись понапрасну, — прошептал в лицо Борису Камил Тайхман. Он вскочил, встал перед братом, как взъерошенная наседка, защищающая своих цыплят, — в данном случае чемоданы, которые он согревал своим задом. — Отойди!

— Но-но-но, — насмешливо возразил Борис, — хочешь высидеть выводок летучих мышей из чемоданов? Надеюсь, ты тащишь в них свою коллекцию фарфора!

— А если и так? — пискнул Камил, не двигаясь с места.

Борис повернул мрачное лицо к любовнице брата:

— Геленка, нет нужды доказывать вам, что ваш друг — псих. Смотрите, не заденьте его чемоданы. Он кусается, как крыса. Чем крупнее вор…

Камил, морща свое птичье лицо, подыскивал слова, которыми можно было бы уязвить Бориса.

— Болтай себе на здоровье! Но я хочу сказать, что порядочному человеку очень неприятно находиться под одной крышей… — тут он сделал драматическую паузу, чтобы дальнейшее прозвучало, как удар хлыста, — …с убийцей!

Все изумленно подняли головы; но Камил еще не кончил:

— С человеком, который в состоянии ограбить собственных родителей и навлечь на них беду!.. Хочешь, чтобы я сказал все? Среди нас есть один человек… женщина, которую это могло бы сильно заинтересовать!..

— Молчи! — заорал Борис, чтобы заглушить голос брата. — Пустая болтовня, достойная такого гнусного вора… грабителя… Ты сам обобрал отца до последнего…

— Сочиняй больше, мерзавец! Ты бежал, как заяц, а если бы тебя поймали, так с живого содрали бы шкуру!

— Отец на твоей совести, не на моей! Ты сам их…

— Не произноси слова «отец»! Только благодаря мне он ничего не потерял…

Какая-то отвратительная тайна, сквозившая в недомолвках обоих Тайхманов, разливалась болотной черной грязью; все поспешили остановить братьев, словно сами боялись услышать то, что еще не высказано. Даже любовница Камила вмешалась, отталкивая их друг от друга:

— Прекратите, безумцы! Вы оба как неразумные мальчишки!

— Уж ты-то молчи! — крикнул ей Камил, задыхаясь от обиды. — Я-то знаю, что у тебя на уме, я не слепой, девочка!

Он снова ушел в себя, уселся на свои чемоданы, не обращая больше внимания на любовницу, которая проливала притворные слезы на плече Бориса.

За всем этим никто не заметил, как Калоус прямо со стулом пододвинулся к Хансу и что-то шепотом ему втолковывал. Ханс упрямо качал головой, отмахиваясь от назойливого толстяка:

— Es geht doch nicht…

— Что это вы там шепчетесь, Калоус? — окликнул его Раж. — Хотите, чтоб вас одного перевели раньше других?

Меховщик испуганно повернул к Ондре смущенное лицо, забормотал что-то.

— Иуда! — прошипел Борис. — Предатель! Так бы и пристрелил…

— Хотел удрать, а нас оставить на бобах!..

— Привлек бы внимание пограничников, и нас схватили бы, видали такого?!

Калоус вяло отодвинулся вместе со стулом, нагнул жирную шею, на которую хлынул дождь упреков и брань. Подлый Калоус!

— Неужели не понимаете, что это невозможно! — встряхнул его Раж. — Да вы никогда не перейдете границу один с вашими чемоданами! Вы же ползете как таракан!

— Разве что оставите чемоданы здесь, — насмешливо добавил Брих, которого уже тошнило от всего происходящего; Калоус обернулся к нему, будто ужаленный.

— Так рассуждать можете только вы! — закричал он. — Потому что вы нищий! Вам легко бегать! А знаете ли вы, что в этом чемодане? Тут не только деньги! Тут двадцать лет непрестанного труда и забот! Двадцать лет бессонных ночей! А вы говорите, словно это пустяк: оставьте здесь… Да вся моя жизнь оказалась бы ненужной, если бы… Впрочем, вы никогда не поймете…

— Гуго — видишь? — вмешалась его жена. — Что я говорила? Нас сюда заманили, чтобы ограбить! Посмотрите на него! Что нам вообще о нем известно? Кто его знает? Господин Лазецкий! — с видом великомученицы взмолилась она, обращаясь к одуревшему адвокату. — Ради господа бога, наведите порядок, заступитесь за нас, вы видите, что делается… Вы же наш поверенный…

— Бросьте, — перебила ее Эва, — если вы считаете, что находитесь среди грабителей, вам не поможешь. Но, уверяю вас, мадам, выглядите вы смешно!

Борис разразился злорадным смехом:

— Один — ноль в вашу пользу!

— А вы… вы… — указательный палец Калоусовой обличительно протянулся к Эве, — кто вас знает как следует? Вы-то кто такая?

— Милостивая госпожа, — промолвил наконец адвокат, и на его приветливом лице появилась ободряющая улыбка. — Милостивая госпожа, успокойтесь! Я лично заверяю вас, что ваши опасения лишены оснований и производят некрасивое впечатление, хотя все мы, конечно, извиняем вас — ваши нервы перенапряжены в эти тяжкие минуты. Всех присутствующих, в том числе и доктора Бриха, я знаю хорошо и ручаюсь, что это порядочные, честные люди. Не смотрите на все так мрачно, сударыня! Если у кого-нибудь и вырывается порой резкое слово, то это вызвано исключительно условиями нашего здешнего пребывания. Не более. Завтра мы об этом забудем, а как только перешагнем границу и доберемся до наших подлинных друзей, — все будет в наилучшем порядке.

— Проповедуете, как поп, — насмешливо фыркнула Эва, усаживаясь на скамью у окна, рядом с Брихом. Упершись локтями в колени, взглянула на него.

— Противно! — прошептал Брих.

Эва откровенно удивилась:

— Даже когда я рядом с вами?

Он с горечью перебил ее, отведя взгляд в сторону:

— Мне сейчас не до светской беседы.

— А вы их не знали? О невинное дитя! Они — денежные мешки. Иметь много денег — это болезнь. И вы ведь покидаете страну не из-за них.

165