Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма - Страница 156

156

— Вот еще, — возразил юный смельчак. — Мне и неинтересно вовсе.

— А я знаю, что там. Там — крысы!

— Батя говорил — здесь теперь шатаются недобрые люди… Ребята, пошли, уже семь часов!

Детские голоса замерли в торжественной тишине горного утра.

Брих вытянул затекшие за ночь руки и ноги, через щель в двери стал рассматривать окрестности. Утреннее солнышко прорвало сетку тумана, и долина засверкала всей прелестью весеннего дня, заиграла яркой зеленью свежей травы; с левой стороны — шумавская деревушка с соломенными крышами, позади нее радостная долина круто переходит в лесистые склоны, поднимающиеся к отрогам горного хребта. В синем небе взмахивал крыльями одинокий стервятник.

Ондра коротко изложил план. Он сходит в деревню за человеком, который проводит их к условленному месту, а Брих пусть ждет у опушки. Он должен соблюдать величайшую осторожность, чтобы не наткнуться на пограничный патруль, хотя опасность здесь невелика.

Бриху стало легче на душе, когда голову овеял резкий ветер, принесший из леса одурманивающие ароматы. Он оглянулся на ходу и увидел, как Раж задами подбирается к деревне, пригнувшись, словно рысь на охоте. Деревушка просыпалась для дневных трудов, где-то за избами визжала дисковая пила, удары молота отдались от стены леса гулким эхом. Хорошо идти по росистой траве среди зарослей боярышника, так и хочется засвистеть, глубоко вдохнуть прокуренными легкими пронизывающий ветер! Брих спугнул заячью семейку, пригревшуюся в ямке под густым кустом; на опушке леса увидел серну с теленком — они стояли, неподвижные, как изваяние, но Брих споткнулся о камень, и они исчезли в подлеске. Брих подошел к опушке, огляделся. Ничего — только глубокая, сладостная тишина! Она успокаивала напряженные нервы. Из сырого сумрака ельника тянуло терпким запахом смолы, смешанным с нежным ароматом мхов; у ног бормотал тоненький ручеек, обвивший трепетно сверкающей ленточкой замшелые камни и сгнившие комли вывороченных стволов; ручеек спешил по травянистому склону вниз, в долину. Скрипели деревья, вздымая качающиеся лохматые головы, терлись друг о друга в весеннем томлении, колеблемые ветром.

Брих зашел поглубже в лес; уселся в кустах возле дороги на старый пень. Как прекрасен мир! Жаль!

Уже — идут…

По каменистой дороге поднимался Ондра. Впереди него раскачивающейся, ритмичной походкой горца шел очень худой человек в порванной шинели и в пилотке со споротыми знаками различия гитлеровской армии. Заметив Бриха, он остановился, но Ондра шепотом все объяснил ему. Человек кивнул, хотя сразу было заметно, что Брих ему не очень понравился. Он уставился на Бриха тупыми, равнодушными бледно-голубыми глазами; правая рука его, на которой не хватало мизинца и безымянного пальца, довольно ловко обхватывала суковатую палку. Искаженное лицо с острыми скулами заросло рыжеватой щетиной; говоря, он облизывал потрескавшиеся губы.

— Пан Ханс, — представил его Ондра, и человек что-то проворчал на своем гнусавом наречии. Больше он уже не обращал внимания на Бриха и, ссутулившись, неторопливо двинулся вверх по крутому склону. Он шел через молодой лес по еле заметной тропке, терявшейся во мху, среди камней, поросших лишайником; множество говорливых ручейков пересекало ее. Брих и Раж следовали за проводником, в зеленом сумраке продирались сквозь сплетенные ветви старых деревьев, перелезали через вывороченные, истлевшие стволы, устало брели по буйным зарослям папоротников. Сквозь щетинистые лапы елей скупо просеивался солнечный свет, в утренней прохладе трепетали на листьях папоротника капельки росы.

Выше, выше! С каждым шагом — ближе к границе!

В зеленой бездне лесных чащ раздался одинокий птичий вскрик. Казалось, тропка совсем исчезла под буреломом, протянувшим в сине-зеленый сумрак судорожно искривленные когти корней.

Странная, широкошумная тишина лежала в чащобах. Голос в этой тишине звучал с гнетущей сиротливостью.

— Это — единственный путь к хижине лесоруба, — сказал Раж, обернувшись к Бриху.

Тот упорно шагал, осторожно ставя ноги, и сердце его работало на полные обороты. Порой он поднимал глаза и видел меж ветвей ясно-голубое небо и растрепанные облака, бегущие низко над самым лесом.

Наконец-то! В глубине леса, на небольшой поляне, выросла перед ними маленькая хижина, срубленная из толстых еловых бревен. Край земли! Тропка за хижиной терялась в густом молодняке.

— Там — граница, — буркнул пан Ханс на своем примитивном немецком языке и махнул палкой вдоль тропки. Большего Ондра от него не добился, затрудняясь говорить по-немецки, проводник был скуп на слова, будто боялся, как бы они не предприняли чего-нибудь на собственный риск, лишив его заслуженного заработка. Вид у него был убогий. Оказалось, что через границу поведет не он, а какой-то Герман из выселенных немцев. Он придет за ними с той стороны. Это, видимо, опытный контрабандист, знающий здесь каждое дерево и каким-то инстинктом умеющий избежать опасности.

— Неприятно, зато надежно, — удовлетворенно оценил положение Раж.

Брих заметил, что деревянная щеколда хижины отодвинута, и показал на нее.

— Кто там? — без всякого волнения обратился Раж к горцу.

— Один господин… Еще со вчерашнего дня.

Они вошли; Бриху пришлось наклониться, чтобы не стукнуться о притолоку. В лицо пахнуло запахом сопревшего тряпья и плесени; сквозь щели в ставнях пробивался скупой свет. Несколько жестких коек, пять грубо сколоченных стульев, полуразвалившаяся и давно не топленная печь. Грязные одеяла на койках воняли резким мужским потом, темные углы сплошь затканы паутиной. На земляном полу — россыпь окурков: видимо, эта жалкая хижина оказывала свое заплесневелое гостеприимство уже многим беглецам. Растоптанный тюбик губной помады, консервные банки, протертые стельки, треснувшее зеркальце, на печи — старая газета.

156