Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма - Страница 155


К оглавлению

155

Неверный месяц! Обманчивым светом обливал он гребни холмов, и деревья, и заросшие кустами склоны, увеличивая все до неестественных размеров; в мертвенном безмолвии скользил по серебряной кайме вспухших, словно рельефных облаков, отражая в лужах свой побледневший лик. Прояснил на горизонте очертания темных гор, горбившихся над долиной в хмуром молчании.

По их склонам, сквозь дремучие леса вьется пограничная линия. Изумрудное сияние месяца смещало расстояния, и казалось, будто горы эти далеко-далеко. Брих разглядел деревушку у их подножия и толкнул Ондру в бок. Деревня прижалась в тени под темным валом молчаливых гор; вот месяц снова озарил все вокруг, и крыши заблестели серебристым отсветом. Все слилось в единую белую тень, пронизанную мерцающим светом.

— Сейчас туда не пойдем, — проворчал Раж. — А то собаки всю деревню поднимут.

Они наткнулись на горную лачугу с нахлобученной соломенной крышей, взлохмаченной ветрами, вошли через разбухшие двери, ощупывая голые стены лучом карманного фонарика. Никого! Ветер всхлипывал, яростно тряс крышу, внутри остро пахло сеном и плесенью; на земляном полу стояли лужи, но по углам лежало сухое сено, было тепло и тихо, располагало к отдыху. Брих и Раж в изнеможении бросились на сено. Ондра, вглядываясь во тьму, закурил сигарету; Брих молчал. Его охватила тоска, проникла в самое сердце. Граница казалась такой далекой, недосягаемой! А что будет по ту сторону? Брих открыл глаза и в темноте, на ощупь, вытащил портсигар. Сено шуршало при каждом движении.

Остаток ночи прокурили, перебрасываясь редкими фразами; сна не было.

— Тебе не хочется обратно? — шепотом спросил Раж. Щелкнула зажигалка, трепетное пламя выхватило из тьмы его лицо. В вопросе прозвучала легкая насмешка. Брих нехотя проворчал что-то. Опять замолчали, но тишина давила. После долгой паузы Раж проговорил:

— Вот мы и у цели. Позволишь теперь спросить о причине твоего внезапного решения? Это было для меня приятным сюрпризом, братец.

Брих помедлил с ответом; шевельнулся — сено зашуршало.

— Нет смысла об этом говорить. Глупости, быть может, — слова… не больше…

— А может — листовка? — сдерживая смех, допытывался Раж.

Сено перестало шуршать, Ондра совсем близко услышал тихое дыхание.

— Откуда ты знаешь?

— Очень просто, милый мой доктор! Я сам ее посылал. Чистая работа, как вижу. Вон куда тебя занесло… А то наш милый Брих пустился было в единоборство с гидрой, у которой миллион голов. Безумство! Так — удобнее и эффективнее. Изнутри никому уже не свалить этот режим… Только дурак в состоянии начать игру в конспирацию…

Брих нетерпеливо прервал его:

— Так это ты писал?..

— Нет, у меня не такое легкое перо… С автором листовки скоро встретишься. Он пойдет с нами. Тертый калач, он тебе из яловой коровы теленка выдоит! Лазецкого знаешь?

Раж помолчал, затягиваясь ароматной сигаретой, потом спросил:

— Ну, как? Надеюсь, ты не начал снова колебаться?..

— Колебаться поздно, — без всякого выражения ответил Брих.

— Ты прав. У меня тоже нервы разыгрались. Еще дня два-три, по моему подсчету, — и для меня тоже могло оказаться слишком поздно. Земля горела под ногами… Вчера, когда ты стучался, я думал — все пропало, думал, что… впрочем, нет, ничего.

— Что? Какое-нибудь…

— Мошенничество? — Раж коротко хохотнул. — Ох, и наивный ты человек! Перехитрить врага — не мошенничество. Греки не постеснялись пустить в Трою деревянного коня. Разве это был обман? Военная хитрость!

— С каких пор наша республика стала тебе врагом?

— С тех пор, как вылупилась из яйца! Я это всей кожей чувствовал. Коммунистическое предприятие! Национализация, всюду расселись коммунисты… Выборы! А президентом — шут гороховый! Безвольный человечишка. Болтал о демократии, кокетничал с русскими… пфа! Трус, не умел вовремя показать зубы, повернуть руль в безопасную гавань… В феврале все это только завершилось — я ничуть не удивился. Ладно, к черту все это!

Помолчав, Ондржей снова заговорил:

— Скажу тебе одну вещь, старина. Ты же не заподозришь меня в сентиментальности: я рад, что ты со мной. Порой, как задумаюсь обо всем… Многое мы с тобой пережили, случалось, хватали друг друга за вихры, ругались, но… Ничего не скажешь, я уже теперь многое получил от жизни. Жену и друга. Ты не пожалеешь, со мной ты нигде не пропадешь. Славное ощущение…

Брих закинул руки за голову — слабое тиканье часиков нагоняло сон.

Время неохотно тащилось к утру, день наступал медленно, и только в шестом часу нерешительный рассвет пробился сквозь щели. Издали донеслись крики птиц. Стала видна на земляном полу сломанная, полусгнившая оглобля; в углу акульей пастью щерился старый башмак; сломанные грабли, ржавая банка из-под американских консервов — убогий натюрморт!

Чуть позже послышались детские голоса. Они приближались со стороны раскисшей дороги — деревенские ребятишки бежали в местечко, в школу, разряжая по дороге накопившуюся энергию; маленькие ноги звучно шлепали по грязи. Мальчишки галдели, пронзительно свистели, девочки испуганно визжали. Школьники везде одинаковы. Они брызгались водой из луж и швыряли камешки. А ну, кто выше?!

Случайный камень щелкнул о дверь, и вот уже целый град забарабанил по соломенной крыше, захлюпал в жидкой грязи вокруг лачуги. Искристый, шебечущий смех — потом задумчивая пауза.

— Что там внутри? — спросил тоненький голосок у самой двери.

— Угадай!.. Ступай погляди!

155