Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма - Страница 149


К оглавлению

149

Тут Бартош, перегнувшись через стол, прошептал:

— Выйдем в коридор, что ли… Мне необходимо с вами поговорить. Я выйду первым.

Брих невольно кивнул, встал, сунул вечную ручку в карман и, как кукла, машинально последовал за Бартошем. Позднее он не раз вспоминал мельчайшие подробности этого эпизода. Они шли по пустому коридору, за дверьми, заикаясь, бормотали машинки. Остановились в конце коридора, возле уборных. За своей спиной Брих нащупал холодный металл калорифера. Где-то близко журчала вода. Вода, вода, одна вода… Теплее — горячо! Какие глупости застревают порой в мозгу. Игры в предместье Жижков… А теперь вот стоят друг против друга два взрослых человека и молчат. Бартош пристально смотрит ему в лицо, он отчего-то взволнован, горькие морщинки в углах его губ сегодня словно прорезались глубже. Он вынул из кармана сложенный лист бумаги, сунул под нос Бриху:

— Это вы писали?

Брих сразу узнал копию своего воззвания; он тупо таращился на текст, отпечатанный его рукой, и ему казалось, что все это происходит во сне. Странно только, что испугался он меньше, чем ожидал. Это скорее был не испуг, а упадок духа. Близились чьи-то шаги, чмокая по каучуковому ковру, — нет, они не чмокали, а противно так взвизгивали… Раз-два… Или это часы тикают? А, теперь не важно. Вообще все не важно. Нет, все-таки часы. Старые вокзальные часы с маятником… и собачий лай! Вспомнил, как бежал из рейха, к маме, а ее уже не было в живых… Ах, это сердце! Как бешено колотится… Брих решился, поднял глаза на неподвижное лицо стоящего перед ним человека. Ну да, обманул я твои ожидания, что поделаешь… Таким уж я уродился.

— Писали? — беспощадно допытывался Бартош, охваченный негодованием.

Брих закрыл руками окаменевшее лицо, сдавил, словно хотел отпечатать его на ладони. Кивнул. Зачем отпираться? Все уже утратило смысл. Все мои иллюзии… Он сел на калорифер, мысли разбежались во все стороны, как уличные ребятишки, разбившие витрину пана Мистерки, кондитера. Помнишь? «Бежим, ребята!»

И внезапно его охватила злость.

— Стало быть, вы все же… Так я и думал! Вы следили за мной! Хоть бы уж дружеских слов-то не говорили! Рыться в чужом столе — и улыбаться тому человеку! Отличная ловушка! Это что, тоже сообразуется с вашим мировоззрением? Такова-то ваша свобода, которую вы проповедовали еще вчера?

Бартош взволнованно перебил его:

— Замолчите! Не следовало бы мне говорить вам, но пора кончать комедию. Это мне передал ваш дядя. Боится, видите ли, ответственности, хочет доказать свою лояльность…

— Вот как! — Брих раскинул руки, его срывающийся голос пронесся по коридору, гулко отражаясь от стен. — Чего же вы ждете? Телефонная книга у вас на столе — звоните в госбезопасность! Как видите, я — саботажник, вредитель… хватайте меня за крыло, мне уже все равно… Я больше не могу! И сопротивляться не стану, все бессмысленно… Доносите же, доносите на меня!

И он не противился, когда Бартош схватил его за плечи и с силой, какой никто в нем не подозревал бы, затолкал Бриха в самый угол:

— Придержите язык, доктор!

Он поднял кулак, словно хотел ударом кулака заставить Бриха опамятоваться — он был вне себя от гнева и горечи.

— Хотите, чтоб я донес? Думаете, не рискну? Глупец! Ошибся я в вас, думал, вы все-таки возьметесь за ум…

— Это уже ваше дело, я тут ни при чем!

— Чего вы хотите этим добиться? Остановить движение мира? Да вы просто блаженный, до идиотизма запутавшийся интеллигент! Вот чем кончаются сказочки о нейтралитете… Но хватит играть в игрушки, слышишь, Брих?!

Вцепившись худыми пальцами в отвороты его пиджака, Бартош затряс его, как упрямого мальчишку. Побледневший Брих не мог понять, отчего тот так волнуется. Резко вырвался, провел по лицу ладонью.

— Отстаньте от меня, Бартош! Действуйте! Я — да, я не согласен с вами! Я не ребенок, у меня своя голова на плечах…

— А в ней свинюшник, — гневно бросил ему в лицо Бартош.

— Что вы от меня хотите? К чему принуждаете?

— Чтоб вы проснулись! Пока не поздно! Ничего, ничего вы не остановите, только себе же голову разобьете. Неужели не понимаете, чего мы хотим? Да если б даже все такие, как вы, заблудшие, поднялись против того, что неизбежно настанет… если б руки свои по локоть стерли писанием подобных опусов — ничего они не смогут! Их сметут!

— На таких, как я, не рассчитывайте, — выдохнул Брих, упрямо качая головой.

Он перестал слушать Бартоша, ему хотелось зажать уши и покончить со всем! Со своим смятением! В нем нарастал непреклонный отпор, гнев, усиленный страхом, злая и оскорбленная гордость. Опустив руку в карман, он нащупал гладкую поверхность открытки. Строптиво стиснул зубы. Кто-то приближался к ним по коридору, и Бартош замолчал. Тихонько насвистывая, человек вошел в уборную. А между этими двумя встало молчание — казалось, говорить больше не о чем. Еще шаг — и обрыв: дальше ходу нет! Оцепеневший Брих стоял, замкнувшись в себе; напряженность постепенно рассеивалась.

Что дальше? Все уже ясно!

Бартош усталым жестом протер глаза и уже спокойно проговорил:

— Оставим это. Но сегодня все должно решиться, доктор! Сегодня же! — В этих словах явственно прозвучал повелительный оттенок, и Брих снова возмутился. — Знаю, здесь нам не договориться. Приходите вечером ко мне домой, адрес вам известен. Ну-ну, не смотрите на меня волком, не хочу я вас губить. Вы сами себя губите. Я, доктор, вам доверял… видел в вас человека честного, а вы… Свои идиотские теории оставьте дома — нынче никто не может быть нейтральным, мол, моя хата с краю. Надо выбрать путь. А это, — он показал на сложенную бумажку, — не думайте, я вашего дядю насквозь вижу. И хочу… хочу в последний раз поверить вам! Быть может, я делаю ошибку — ну, увидим. — Уходя, он ткнул Бриха в грудь. — Значит, в восемь вечера у меня! Решено?

149