Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма - Страница 72

Месяцами он высиживал так, с муравьиным упорством строя жизнь сначала. И выдержал. Погрузился в учебу, безразличный ко всему. Голова жадно впитывала знания, сердце постепенно глохло. Работа стала для Бриха целью, смыслом жизни, лекарством. А жизнь еще впереди! Две-три женщины прошли через нее, как тени, ничего не дали ему и ничего не оставили на пожарище его души. И все же жизнь прекрасна, хоть и приходится иногда стискивать зубы. Еще прекраснее она для того, у кого есть упорство и честолюбие, кто полон решимости идти вперед, добиваться успеха.

Они встретились много месяцев спустя на церемонии присуждения ему докторской степени. Ирена пришла с мужем, в глазах ее был тихий вопрос, она протянула Бриху цветы и выжидательно молчала. Брих ответил ей улыбкой и не отказался выпить вместе за свой первый успех в жизни.

Отныне он доктор прав Франтишек Брих. Жаль, что мать не дожила до этого. «Ну что ж, — думал он, держа в руке бокал, — все как будто в порядке, смешно упорствовать… Да и к чему? Все это в прошлом». Они чокнулись и развеселились. Больше всего радовалась примирению Ирена. Она изменилась, и все же Брих узнавал ее.

Итак, за здоровье! Да здравствует жизнь, да здравствует будущее, оно наше!

Брих отмахнулся от воспоминаний, охвативших его, когда он смотрел на спящую Ирену. Он встал, подложил угля в печку и опять подошел к дивану. «Разбудить или не разбудить?» — подумал он, глядя в ее усталое лицо, такое знакомое и близкое. Горькая жалость поднялась в нем. Зачем она опять пришла? Почему к нему и почему именно сегодня? Он давно успокоился, как бы поставил точку. Да, это было незрелое чувство двух незрелых людей. Заурядный случай, какие часто бывали в душные годы протектората. Все это развеял резкий ветер свободы. То ли Бриху было слишком одиноко тогда, то ли ему очень нужен был близкий человек, а быть может, в те недобрые дни не только жизнь, но и любовь была временной, «бис кригсэнде»… И все же… все же ты чувствуешь, что никогда не вырвешь ее совсем из сердца. Не отпирайся!

Тогда все было в прошлом. Тогда…

А сегодня? Что случилось сегодня, несколько часов назад? Тот же кабинет экспортного директора, тот же телефон на стеклянной доске, тот же стол, только человек за ним другой. Брих сидел и спокойно слушал. Сердце у него уже не колотилось от волнения. Он знал, что ему скажут и что он ответит. Взяв предложенную сигарету, он курил, давая новому директору высказаться. Иногда Брих кивал в знак согласия, но слова собеседника не проникали глубоко в его сознание.

— Не буду начинать от Адама, ты сам знаешь, товарищ, что в связи с последними событиями у нас тут произошли серьезные перемены… — быстро говорил инженер Секвенс, иногда, под напором новой мысли, даже не кончая фразы. — Бывший директор Барох, видимо, уже беседовал с тобой… Ну так вот, он ушел со своего поста. На этот счет я не буду распространяться. Наследство он оставил неважное… В общем, возглавить это дело поручили мне. Скажу откровенно — положение незавидное. Копнули мы тут в его делах — лезут наружу всякие махинации. Но это в скобках, это пока не относится к делу. Главная трудность — нехватка квалифицированных специалистов, которые могли бы самостоятельно разбираться в деле… Это не случайно. Барох прятал все концы, чтобы никто не знал, как он орудует. На нескольких его приспешников, как оказалось, полагаться нельзя, придется перевести их на другую работу. Они слишком пропитаны деляческим духом. Я не говорю, что они не знают дела… но теперь важно не только это, ведь нам придется смотреть на вещи по-новому, с точки зрения общегосударственных нужд… в общем, с послефевральских позиций. Ты сам понимаешь.

Брих все еще молчал. Секвенса он знал в лицо, и новый экспортный директор был ему симпатичен; Бриху даже не хотелось его огорчать. Секвенс был молодой человек спортивного склада, его серые глаза смотрели собеседнику прямо в лицо, а приветливость не казалась искусственной, даже когда он предлагал гостю сигареты, которых сам не курил. Разговаривая, он дружески улыбался, видимо уверенный, что приятно удивит Бриха. В нем чувствовались решительность, творческая жилка, трудолюбие и здравый смысл. Брих заметил у него на столе фотографию красивой брюнетки с ребенком на руках, а рядом два билета в театр. На отвороте однобортного пиджака Секвенса алел партийный значок.

Брих слушал его приятный и звучный баритон и думал о другом. Все уже решено!

— Я выяснил, что ты знаешь три иностранных языка и проявляешь серьезный интерес к нашей работе. Отлично! Здесь есть где развернуться юристу. Мне известно, что ты должен был перейти в наше управление в конце марта, но мы сократим этот срок. Что ты скажешь насчет того, чтобы приступить с понедельника? Само собой разумеется, тебе понадобится время, чтобы осмотреться, положение тут нелегкое, у меня прямо голова идет кругом. Но при твоей подготовке на это уйдет не много времени.

Брих почувствовал, что дальше молчать было бы бестактно по отношению к этому прямодушному человеку.

— Вы сказали, что кое-кого придется перевести на другую работу. Я понимаю, сейчас не каждому можно доверять. Значит ли это, что мне…

— Да, значит, — прервал его Секвенс. — С вами все в порядке. — Он чуть нахмурился, заметив, что Брих обращается к нему на «вы», но ничем не проявил своего неудовольствия и продолжал говорить, пока Брих не заговорил сам.

— Скажу вам сразу: я не вступил в партию и…

— Я это знаю. Ну, и что же?

— Все-таки… это ответственный пост, особенно теперь, и…