Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма - Страница 37

Ландова — превосходная машинистка, прямо-таки пулемет, канцелярская лошадка, — тянет, не ропща, словно вся ее жизнь ограничена этими отупляющими фразами, словно ее жизнь начинается и кончается у машинки. Хрупкие плечи Ландовой сгорблены, каштановые волосы собраны в прозаический узел, робкий взгляд за темной оправой слабых очков сосредоточен на работе. Глаза у нее добрые и серые, как и ее платье, как вся Ландова. Иногда Брих пытался завязать с ней разговор, но обычно наталкивался на стену робости и какого-то стеснительного безразличия. Интересно, о чем она думает, стуча на машинке? В бухгалтерии знали, что у нее внебрачный ребенок, она этого не скрывала, но ревниво оберегала от всех свою личную жизнь. Брих относился к ней с дружелюбным уважением.

— Запишите, пожалуйста. — И он продиктовал ей напоминание о платеже, заключив его юридически безупречной формулой: «Против злостных неплательщиков будут приняты меры судебного воздействия».

— Пошлите им к сведению.

Потом он снял трубку и позвонил секретарше экспортного директора Бароха. Но сегодня, как и вчера, попытка была неудачна. «У господина директора сейчас важное совещание, — слышится тоненький голосок секретарши. — Я вам позвоню завтра, пан Брих».

«Что ж, подожду до завтра», — думает Брих, кладя трубку. Теперь уже не к спеху, теперь это верное дело. Недолго ему сидеть в бухгалтерии. Не для того он кончил университет, чтобы диктовать платежные уведомления. С Барохом он договорился и в марте перейдет к нему. Брих рад: наконец-то он возьмется за интересную и серьезную работу. Барох — мастак в экспортных делах, старый зубр международной торговли, у него можно многому научиться. Ему нужен юрист со знанием иностранных языков, а Бриху есть чем похвастать в этой области. Еще во время войны, находясь в «райхе», он не расставался с учебником французского языка, учился даже на лагерной койке, и если «райх» чем-либо и был ему полезен, то только возможностью практиковаться в языке с тотально мобилизованными французами. После войны Брих взялся за английский. «Сколько языков ты знаешь, столько раз ты человек» — гласит поговорка. Языки легко давались Бриху, у него был к ним талант, и Брих не зарывал его в землю. Осенью он начнет изучать русский язык. Сколько работы впереди! Специалист по международной торговле должен знать весь мир как свои пять пальцев. Надо быть в курсе всего, все время пополнять знания, не коснеть, ведь эта работа, кроме массы специальных знаний, требует также громадного опыта. Зато возможности приложения способностей неисчерпаемы. После стольких лет выжидания и блужданий, после протекторатного прозябания наконец-то настоящее дело!

Брих закурил и поглядел на своих сослуживцев. Кроме Марии Ландовой, в контокоррентном отделе работали Главач, старик Штетка и машинистка Врзалова.

Во вторник утром в здании компании было беспокойно, коридоры всех этажей гудели разговорами, слышались возбужденные споры, чувствовалось, что скрытая, но острая борьба нарушила рабочую атмосферу. Никто не думал всерьез о работе. «Комитет действия взялся за дело, слыхали?» — «Кашалот пошатнулся!» — «Что скажете о забастовке?» — «Нет, президент не подпишет!..»

— Пора разоблачить и наших господ, — говорили иные. — У нас тоже творится свинство, сами знаете. — Одни были «за», другие «против». Слова, слова! Проникли они и в контокоррентный отдел. Вопросы сыпались, как каменья.

— Чем только все это кончится? — спрашивает озабоченный Штетка, невзрачный, робкий чиновничек, вечный бедняк; на свое скудное жалование он содержит семью в пять человек и канарейку Пепи. Сейчас Штетка растерян, он не знает, куда податься среди этой неразберихи. Карандаш еле держится в его дрожащей руке, он то и дело поворачивается к сидящему рядом Главачу и встревоженно задает ему вопросы.

Мария Ландова поднимает голову от машинки.

— Как вы думаете, господин Брих, будет в этом году сокольский слет, если…

— Откуда я могу знать? — недовольно отрезает Брих. Он погрузился в работу, не желая вникать в разговоры; вопрос машинистки вновь привлек его внимание к этим темам. Он тихо добавляет извиняющимся тоном: — Я не всезнайка и в политике не разбираюсь. Кстати говоря, еще ничего не решено, — так будем пока сохранять спокойствие.

— Я… видите ли, я хотела… чтобы Машенька…

Перед обедом Бриху позвонила Ирена. Слышно было очень плохо — видимо, она говорила из автомата. Оба кричали в телефон. Не успел Брих повесить трубку, как в коридорах завыла сирена: всеобщая забастовка трудящихся республики! За дверьми послышался шум голосов и шарканье ног: служащие со всех этажей спускались в зал.

— Пошли и мы! — уныло сказал Штетка, аккуратно снял сатиновые нарукавники, запер их в стол и торопливо пригладил зеленоватую, словно бы заплесневевшую седину на висках. — Как бы не было неприятностей. Надо показать нашу лояльность. Плетью обуха не перешибешь…

— Ясное дело, пошли! — скомандовал франтоватый Главач. Он подтянул пестрый галстук, сунул в карман вечное перо и галантно предложил руку крашеной блондинке Врзаловой, своей машинистке. Нарушение канцелярской рутины было по душе этому простодушному весельчаку. О политике он не задумывался, интересы его ограничивались заботой о приятной внешности, которая необходима неженатому человеку его типа и положения, и решением шахматных задач. Он и его машинистка были в отделе парочкой канцелярских весельчаков. Главач любил посмеяться и не обременял свою голову серьезными проблемами. «Знаете, господа, анекдот о жирафе? Приходит она в аптеку…» Мировоззрение этого простодушного шутника можно было выразить одной фразой, которой он отделывался от всех забот: «Как-нибудь жили, как-нибудь будем жить… Вкалывать надо, это факт. Что мне политика!»